Работы участников конкурса

Автор работы - Борисов Иван

Школа №2

Город Медвежьегорск

Вспомнить все…

Посвящается людям, которые ушли,

Но навсегда останутся в моей памяти…

Прабабушка Анна Ивановна… Я помню ее сказки, ее руки, ее пироги. И последний наш день я тоже помню. Она ушла тихо, словно уснула. И вот теперь передо мной толстая тетрадь, исписанная крупным, чуть-чуть детским почерком.

Это воспоминания старой женщины о чужом и непонятном времени, когда человеческая жизнь стоила дешево. А еще они о том, что человек всегда может остаться человеком. Если, конечно, захочет.

Моего прадедушку звали, как и меня, Иваном, Иваном Федоровичем Федоровым. Он родился в 1892 году в деревне Стрежено, Холмского района Великолукской области. Или, как говорили тогда, в Великолукском уезде Псковской губернии. Он жил в семье, кроме него, были еще три брата и сестра. Хозяйкой в доме была мать, имени которой я не знаю, а отец погиб в 1905 году на «японской» войне.

Жили бедно, но не голодали. В хозяйстве были и лошадь, и корова, все дети были обучены ремеслу и то плотничали, то клали печки, то столярничали. Знали они и сапожное дело, и весь полевой обиход, и много еще чего.

Прадед тоже воевал, но уже с «германцем». Война его пожалела: он попал в плен и до самого ее конца работал на хозяина «австрияка», который очень ценил его, как хорошего работника, и часто говорил: «Оставайся у нас жить, мы тебя здесь, и женим, будешь жить, да радоваться». Но Иван Федорович отказался.

Вернувшись из плена, он женился на моей прабабушке. Александра Дмитриевна была моложе его на 11 лет. Жили они очень дружно, много работали, построили дом, завели скотину. Одним словом, налаживали хозяйство. Иван Федорович умел делать все и своими руками изготовил мягкую мебель, которой обставили горницу. Зимой он нанимался на извоз, а в свободное время шил хорошие сапоги и даже туфли. Соседи про него говорили, что у него «золотые руки». Вместе с братьями он поставил водяную мельницу, неподалеку от своего дома.

В доме у прадедушки было все, что нужно для того, чтобы жить, не голодая: своя рожь, свой овес. Выращивал он и свой лен, а на огороде – овощи и картофель. Постепенно хозяйство росло: в нем появились свиньи, овцы, гуси, коровы, лошади. В доме всегда было мясо, кроме поста, который соблюдали строго. В эти дни варили гороховый кисель, ели толокно и грибной суп. Была и своя баня, правда топилась она «по-черному». После бани обязательно грели самовар, и пили чай с сахаром.

В праздники не работали, а на Пасху ходили в сельскую церковь. Все дети были крещенные и верили в Бога.

Хотя прадедушка и жил в достатке, он не превратился в «кулака» с плаката той поры. В записках бабушки рассказывается о бедняге Гавриле, жившем неподалеку. У Гаврилы была больная жена и малые дети. Иван Федорович помогал ему то мукой, то солью, то зерном, не беря за помощь ни копейки.

Настал 1932 год. Отца Ивана Федоровича раскулачили и сослали на поселение в Сибирь, где он и умер голодной смертью. Потом принялись и за прадедушку: сперва вызвали в районный центр, где продержали его несколько дней чуть ли не под арестом, требуя уплаты непосильных налогов. Пока Иван Федорович был в городе, к его дому подогнали подводы и всей его семье приказали собираться на выселение. Когда же на железнодорожной станции стали зачитывать списки выселяемых, выяснилось, что семьи Ивана Федоровича там нет. Но начальник сказал, что раз их сюда привезли, то пусть едут со всеми. Вещи заставили сдать в багаж, которые там и пропали, а людей погрузили в товарные вагоны. Было много путаницы и шума, так что Иван Федорович, успевший прибежать на станцию, с трудом нашел свою семью. Так и поехали, с пустыми руками.

Прабабушке моей, Анне Ивановне, было тогда всего шесть лет, так что она не помнила точное место, куда их привезли. Запомнила барак, запомнила, что дети сильно болели, что одежда истрепалась.

Вот как об этом рассказывает она сама:

«… была весна. Отец приносил березовый сок. Собирали в лесу траву – «заячью капусту» - варили щи. Мама болела, у нее распухли ноги. Питались в основном травой, которую в начале сушили, потом растирали в муку и пекли лепешки».

Было ясно, что семья погибает.

И тогда Иван Федорович решил на побег.

«… потом отец где-то достал лодку, и мы поплыли. В дорогу были напечены лепешки из травы. Нас было шестеро в лодке. Отец и мама гребли веслами. Плыли по ночам, приставая днем к берегу, поближе к лесу. В лесу разводили костер, отдыхали, ловили рыбу. Один раз – ночью – лодку чуть было не потопи пароход…»

Еще несколько строк: «…помню, как на ручной тележке везли наши скудные вещички и на них – сестричку Шуру. Я шла рядом с тележкой и плакала от усталости и просила, чтобы меня тоже подвезли. Потом ехали на поезде…»

Приехали в Ленинград – в крупном городе было легче скрыться. Вечером Иван Федорович оставил детей на Финляндском вокзале и поехал на трамвае в город. Днем он ехать стеснялся, так как был плохо одет: на одной ноге калоша, на другой – ботинок. Нашел нужную квартиру, позвонил. Дверь открыла незнакомая женщина и спросила: «Вам кого?». Иван Федорович растерялся и сказал что-то про земляка Гаврилу. – «Так это вы – Федоров?! - воскликнула женщина. – Мне о вас много рассказывал муж!»

Она захлопотала, провела его в комнату и хотела накормить, но Иван Федорович сказал, что на вокзале его ждут голодные жена и дети. Женщина, жена Гаврилы, быстро собралась и поехала с моим прадедушкой на вокзал. Вся семья перебрались в комнату, показавшуюся соей прабабушке очень богатой. Там их всех намыли, переодели в чистую одежду и усадили за стол.

Вечером пришел с работы Гаврила, тот самый бывший деревенский бедняк, которого Иван Федорович не раз спасал от голода. Теперь он работал милиционером, и, несмотря на риск потерять работу, предложил гостям оставаться у него, сказав, что к нему вряд ли зайдут с обыском (в то время искали по всему городу беглых крестьян, живших без прописки).

Иван Федорович не стал подводить Гаврилу. Через неделю он покинул дом, дождавшись, когда хозяева уйдут на работу. На столе он оставил записку с благодарностью и немного денег.

Иван Федорович постоянно менял место жительства. Случайных заработков не хватало, так как никто не брал его без прописки на постоянную работу. Снова пришлось голодать.

«… рядом была столовая. Мы с сестренкой приходили туда во время обеда и стояли возле стола, жадно смотря в рот, тем, кто обедал. Некоторые посетители не выдерживали и оставляли в тарелках недоеденный суп…»

«… маму не брали на работу. Она ходила последние дни, ждала ребенка. Родила девочку, назвали Маней. А через неделю завернули ее в одеяльце, и положила на крыльцо родильного дома. Она стояла за углом и следила за тем, кто поднимет ребенка. Больше она ее не видела…»

«… с горя она хотела отравиться, но помешал отец…»

Потом стало совсем плохо. Шел декабрь 1932 года, семья голодала. Иван Федорович доставал где-то рваные ботинки, чинил их и обувал детей.

«… знакомые советовали сдать нас в приют, чтобы спасти от голодной смерти. Отец не решался. Тогда мы сами стали просить его об этом. Отец выкупил по карточке хлеб на два дня вперед и накормил нас. По согласию с братом Ваней, которому было 9 лет, он отвез нас утром на Финляндский вокзал. Брату он оставил письмо, которое велел передать милиционеру вечером, а до этого наказал говорить (если будут спрашивать), что папа ушел на базар. Нас было трое: брат Ваня, 9 лет, я – 6 лет, и трехлетняя сестра Шура. Старший брат Вася остался с родителями. Нам было хорошо. Мы ели хлеб и конфеты, а в буфете брат Иван купил лимонад. Несколько раз подходил милиционер. Потом он забрал нас с собой, и мы оказались в приюте.

Младшую сестренку Шуру определили в дошкольный приют, с тех пор ее следы потерялись…»

В 1937 году остатки семьи опять жили в деревне, хоть и не на родине, но достаточно близко – в Калининской области. Иван Федорович с женой работали на мельнице, постепенно обстроились и обзавелись хозяйством.

Пора было забирать детей из приюта, но брат Ивана Федоровича посоветовал им не уезжать в деревню к родителям из Ленинграда, где для учебы и приобретения профессии были к тому времени хорошие условия. Дети возвращаться отказались…

Это был конец мая 1937 года, а в августе Ивана Федоровича арестовали по доносу односельчанина, и посадил в тюрьму. Он был осужден «тройкой» на 10 лет без права переписки и отправлен в лагерь. Доносчик приходил к жене и со слезами просил прощения, но дело было сделано: в ответ на запрос Александры Дмитриевны пришел странный ответ, из которого следовало, что муж ее не виновен, люди, его осудившие – наказаны, но самого его вернуть уже невозможно…

Больше мы о нем ничего не знаем, а повторять запросы Александра Дмитриевна боялась, так всю жизнь и жила в страхе. А впереди была еще блокада Ленинграда.

На данный момент из четверых детей Ивана Федоровича жив сын Иван Иванович Виноградов (фамилия дана в детдоме – для удобства, чтобы не путать ребенка с другими Федоровыми); он живет в городе Люботине Харьковской области на Украине.

Ничего неизвестно о судьбе самой младшей дочери Шуры, так как детдом был эвакуирован из Ленинграда в начале войны, и следы девочки потерялись.

Нет в живых старшего сына Василия, ставшего опорой матери Александре Дмитриевне после ареста отца.

Нет и Анны Ивановны, мой прабабушки, которую я помню и люблю. Описать свою жизнь ее попросила моя бабушка, Шикова Тамара Семеновна, учитель с 42-х летним стажем. Бабушка отличник народного образования и ветеран труда. Ее имя занесено в районную Книгу Почета. Она и сейчас продолжает трудиться в Сосновской школе нашего района. Ее дочь, а моя мама, Борисова Ольга Валерьевна, тоже получила педагогическое образование и работает воспитателем в Повенецкой школе – интернате.

Мы живем в другое время, оно не лучше и не хуже того, что описано в толстой серой тетради, оно – иное. Сейчас уже трудно понять из-за чего люди так мучили друг друга и почему погибали самые лучшие. Может быть, … нет, все равно не понимаю.

На суде Иван Федорович сказал: «Я буду жить плохо, только если мне отрубят руки». Так рассказали Александре Дмитриевне, та – моей бабушке, а бабушка – мне…

На главную страницу Конкурса